Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вообще как себя чувствуете в тени папы?
– Нормально.
Анастасия нежно расцеловалась с подошедшей девушкой в красном, и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
– Учись, как надо людей тепленькими брать, – сказал Осташову Наводничий, отходя в сторону. – Надо же, оказывается, не только «Комсомолка» пронюхала про инсталляцию. – Он бросил победный взгляд на стоящего неподалеку представителя Би-би-си, который с поникшим и раздавленным видом теребил в руках микрофон, и резюмировал: – Этот голуба для меня не конкурент.
Осташов из всей беседы Василия и Анастасии отметил для себя лишь ее слова об учебе на дизайнера. Вот же оно! Эта Настя, думал Владимир, по возрасту, как я примерно. И ничего, учится, не думает, что ей уже позновато студенткой бегать. И мне надо подучиться, чтобы стать настоящим художником. Это же так просто. Вот что мне надо делать. Где только? Лучше всего, наверно, пойти в Академию живописи Ильи Смотрова. Смотров – крутой мастер, что бы про него ни говорили. И к тому же, сейчас он на коне со своей патриотической темой, с этой упертостью в славянские и православные мотивы. Ну, мотивы и темы, допустим, у меня свои могут быть, но рисует Смотров правда классно. Можно сказать, живой классик. Смотришь на его картины, и понятно, что человек делает все так, как будто он уже сам себя в классики записал. И причем он никого не спрашивает: можно, я буду под классика валять? Плевать он на всех хотел, пишет себе картины, как ему нравится и как никто другой не умеет, и поэтому он такой зашибенный мастер. Вот к нему мне и надо. Хотя… туда же могут и не взять. Им нужно будет хоть одну какую-то более-менее зрелую работу предъявить на конкурс. И что я им покажу?
Воспаривший было Осташов снова скис.
Он сел на стул у стены и угрюмо уставился в пол перед собой.
– Вы еще здесь?
Осташов обернулся на тихий голос – рядом сидела Лисогорская.
– Вас, кажется, Володя зовут?
– А вас, как оказалось, – Настя.
Анастасия хихикнула и поправила нежный завиток коричневых волос у виска.
– Что-то вы совсем грустный. У вас какие-то проблемы?
– Нет, все нормально. Так, не знаю, о жизни что-то задумался.
– Понятно. А мы с друзьями сейчас в «Метрополь» поедем, отмечать выставку. Может, и вы с нами?
– Я? Гм. Мне, по правде говоря, как-то неудобно. Кто я, чтобы это?.. Гм.
– Вы – профессионал, – сказала Лисогорская, серьезно глядя на него своими серо-голубыми глазами. – Художник-профессионал.
Владимир чуть рот не открыл от удивления.
– Да? Я вот тут как раз думал, какой я, наоборот, непрофессионал. Я вам даже завидую, по-доброму. Вот мне, например, стыдно показать кому-нибудь свои работы.
– Не знаю. Во всяком случае из всех, кто здесь собрался, только вы очень четко и сразу ухватили основную мысль инсталляции. Кто-то мне говорил, что я – как же он это? – а, что я педалирую образ античности, ха-ха-ха. А другие еще хуже бред несли. Ну, ладно, мне надо идти. В общем, на ваше усмотрение: приглашение – в силе, подъезжайте в «Метрополь», если сможете, ладно? Охрана на входе со мной свяжется, и вас пропустят.
Лисогорская грациозно встала (собственно, все ее движения, как отметил Осташов, были изящны) и направилась к выходу, окруженная веселыми и бесшабашными подругами и приятелями.
А Владимир остался сидеть, как сидел.
Уже через несколько минут людей в зале существенно поубавилось.
К Осташову подсел взмыленный Наводничий.
– Вованище, они все куда-то на банкет сваливают. Черт, и никто не колется, в каком кабаке будут квасить. Я к этой Насте подкатил – спрашиваю, можно только один кадр в ресторане сделать? Так она меня послала.
– Что, прямо послала?
– Нет, ну не матом, конечно, но по смыслу вроде того. Блин, как будто я на бесплатный ужин напрашиваюсь. Козлиха еврейская.
Последняя фраза Владимира покоробила.
– А при чем тут еврейская или не еврейская? – спросил он, насупившись. – Чего ты к национальности привязался?
– Ну, хорошо, это здесь ни при чем. Но все равно – козлиха. Потому что все, кто мешает мне работать, – козлихи и козлы.
– Нормально. Ты, может, и про меня своему Игорю в «Комсомолке» скажешь, что я, козел, помешал тебе работать, раз я не стал писать заметку?
– Господи, ты-то при чем? Ну ты даешь. Кому ты можешь помешать, ха-ха, кроме самого себя? – Наводничий обнял Осташова за шею. – Ты, Вованище, – хороший.
И этот туда же, подумал Владимир, вспомнив, что его любимая Аньчик тоже не раз так аттестовала его. Хороший! Какого хрена хороший? Что это вообще за дурацкое выражение: «Ты хороший»?
– Ладно, – сказал Василий, убрав руку с шеи Осташова. – Пошли, что ли, отсюда? Я на самом деле уже все набрал. Съемка Насти есть – и около Венеры, и в толпе поклонников. По ценам я тоже выяснил. Вот смотри, я сразу записал, как будет в тексте, – Наводничий вынул из кармана блокнот и зачитал: «Чтобы воплотить идею Лисогорской, – сказала директор галереи Любовь Мыльникова, – мы купили гранаты, заказали в садоводческой фирме траву, купили бархата триста погонных метров, искусственного шелка – сто метров. А Настя все это оплатила на сумму пять тысяч долларов». Мыльникова – это вот та тетя была, которая вместе с Настей объявляла открытие инсталляции. Сработано, как видишь, профессионально. Все, что надо, у меня имеет быть. Фото плюс текст.
Друзья вышли из зала. Осташов надел куртку, Наводничий – тоже (он свою оставлял в офисе галереи), и они вышли в зимнюю тьму, и побрели в сторону метро.
– Жаль, конечно, – устало сказал Василий.
– Чего жаль?
– Ну, что не получилось снять, как Настя с друзьями поддавать будет. Тогда бы я превзошел самого себя. Эх, если б удалось пронюхать, где это!
Можно было не сомневаться: узнай Наводничий, где запланирован банкет, он нашел бы способ прорваться через охрану Анастасии Лисогорской и сфотографировал бы начинающую художницу, дочь магната, за веселым столом. Но Осташов не сказал ему про «Метрополь».
И сам туда решил не ехать.
С неба доносилось еле слышное сквозь шум улицы гудение самолета.
Глава 30. Анна
Первое, что сделал на следующее утро Осташов, – поспешил к ближайшему газетному киоску, купил свежий номер «Комсомольской правды» и лихорадочно пролистал его.
Заметка про кремлевских ворон и ястребов вышла. С ампутированной «жопой» (как выяснилось после немедленного прочтения). Предсказание Василия сбылось в точности. Вместо слова «жопа» стояло отточие. Каких-либо других изменений в тексте не обнаружилось.
Вернувшись домой, Владимир с гордостью бросил на письменный стол кипу экземпляров «Комсомолки» – надо будет подарить парочку отцу, ну и, может быть, кому-то еще из родни и знакомых. Да и мать, когда вернется вечером с работы и увидит заметку, наверняка, потребует несколько газет для своих подруг.
В отличном расположении духа он сделал кофе, вернулся с ним в свою комнату, снова развернул газету на странице, где была напечатана заметка, и, прихлебывая из чашечки, не спеша перечитал родимые строки. Что ни говори, бывают в жизни приятные моменты!
Своего мнения о журналистике при виде опубликованного материала Осташов не изменил. Эта профессия была ему не по нутру, никакие сомнения на сей счет не возникали. Но, черт возьми, до чего же радостно было видеть свою фамилию под текстом! Эх, если бы сейчас еще позвонила Аньчик, подумал Владимир, тогда бы точно был майский день, он же – именины сердца.
И в эту секунду на столе затренькал телефон.
У Осташова голова пошла кругом. Русанова? Ну да, должна быть она. А почему, собственно, нет? Сердце его зашлось в ликовании: наверно, кто-то все-таки существует на небе, кроме пассажиров тоскливо гудящих самолетов, и, видимо, этот кто-то наконец смилостивился к нему и пихнул Аньчика в бок, чтобы она набрала нужный номер.
Осташов влажной рукой снял трубку.
– Здорово, Вова, – услышал он женский голос, и перед его глазами возник в воздухе хвост темных волос с большим бантом. Эту вульгарную интонацию нельзя было спутать ни с какой другой – звонила Ия Бадякина, бывшая соседка по рабочему столу в агентстве недвижимости «Граунд плюс».
– Ты как там вообще? Пропал, никому на фирму не звонишь.
– Ну, ты же знаешь, я теперь для всех фирм персона нон грата. А в нашей особенно.
– Персона-награда? Какая награда?
Осташов зажал микрофон ладонью и трубно вздохнул. Господи, какая дура!
– Я имею в виду, что меня теперь ни на какие фирмы на работу не возьмут.
– А, это из-за того, что Букер про тебя в гильдию риэлтеров телегу послал? Да фигня все это, Вов. Слушай, кстати: а за что все-таки Букер тебя выгнал-то? Тут никто ничего так и не понял. Ты же вроде бабки не воровал.
– Не воровал. Но… если честно, я бы сейчас не хотел про Букера говорить. Пошел он…
- В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков - Русская современная проза
- Игры разума, или В поисках истины. Рубрика «Поговорим» - Дидо - Русская современная проза
- Жили-были «Дед» и «Баба» - Владимир Кулеба - Русская современная проза